Сталин 29—30 июня 1941
[править]Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Текущая версия (не проверялась)Перейти к: навигация, поиск
Статья посвящена действиям Сталина в период 29-30 июня 1941 года, когда согласно мемуарным свидетельствам, глава советского государства И. В. Сталин в критические дни после падения Минска находился в депрессивном нерабочем состоянии, называемом некоторыми авторами «прострацией».

Содержание [убрать]
1 События 29-30 июня
2 Данные Журнала посещений
3 Свидетельства участников событий
3.1 События 29 июня. Визит Сталина в Наркомат обороны
3.2 События 30 июня. Сталин на даче и приезд к нему членов Политбюро
4 Мнения историков
5 Хрущёв о неработоспособности Сталина в период 22 июня — 3 июля
6 Примечания

[править] События 29-30 июня
Согласно мемуарным свидетельствам Микояна, Сталин в первые дни войны находился в подавленном состоянии, что выразилось, в частности, в его отказе (несмотря на уговоры окружения) выступить с речью к народу в момент начала войны[1]. Согласно же свидетельству Молотова Сталин отказался выступать с речью 22 июня по вполне объективным причинам.

Далее он рассказал, как вместе со Сталиным писали обращение к народу, с которым Молотов выступил 22 июня в двенадцать часов дня с центрального телеграфа. — Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на все ответить, это невозможно. Человек ведь. Но не только человек — это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик, он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах.[2]

Кроме того Молотов описывает состояние Сталина не как «подавленое», а как «переживал — да, но не показывал наружу.»
Как отмечает К. В. Плешаков, «его рабочие часы были поразительно коротки и сдвинуты во времени»[3]. Получив 29 июня первые и ещё смутные сведения о произошедшем накануне падении Минска, он посетил Наркомат Обороны (согласно мемуарам Жукова — дважды), где имел тяжелую сцену с Г. К. Жуковым. После этого Сталин уехал на «Ближнюю дачу» и заперся там, никого не принимая и не отвечая на телефонные звонки. В таком состоянии он находился до вечера следующего дня, когда (около 17 часов), к нему явилась делегация Политбюро (Молотов, Берия, Маленков, Ворошилов, Микоян и Вознесенский), просившая его вернуться к власти и возглавить Государственный Комитет Обороны. После этого был создан ГКО и распределены обязанности между членами Политбюро[4][5][6][7][8][9][10].

Однако есть и другая версия. Закончив рабочий день 28 июня в 00:50 (согласно журналу посещений) Сталин должен был отдохнуть, так как 29 июня ему предстояло работать над текстом директивы Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей о мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков. Данная директива была издана 29 июня за подписью Сталина и Молотова в первой половине дня. Согласно мемуарам Микояна поездка в Наромат Обороны состоялась вчером 29 июня. Т.о. Сталин 29 июня весь день работал и находился в Москве и лишь вечером, после посещения Наркомата Обороны вместе с Берией, Молотовым и Маленковым (по воспоминаниям Молотова) отправился на дачу, где и произошло обсуждение текущих событий.

[править] Данные Журнала посещений
С 1924 по 1953 гг. в Кремле велись журналы записи лиц, принятых Сталиным в своём кабинете. Содержание этих журналов впервые были опубликованы в «Историческом архиве» с 1994 по 1998 гг. Данные журнала посещений Сталина показывают, что до 28 июня включительно Сталин работал в своём кремлёвском кабинете достаточно интенсивно и ежедневно принимал большое количество людей; в ночь с 28 на 29 июня у него находились Берия и Микоян, которые покинули кабинет около 1 часа ночи. После этого записи прекращаются и за 29-30 июня совершенно отсутствуют, что показывает, что Сталин в эти дни в своём кабинете в Кремле никого не принимал. Записи возобновляются только 1 июля, и первые, кого принимает Сталин — Молотов, Микоян, Маленков, Берия, Тимошенко и Жуков (в основном те, кто, как следует из их воспоминаний, ездили на дачу к Сталину)[4][7][10].

[править] Свидетельства участников событий
[править] События 29 июня. Визит Сталина в Наркомат обороны
По свидетельству Г. К. Жукова 29 июня И. В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении[11].

По свидетельству А. И. Микояна, 29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, автор воспоминаний и Берия. В связи с тяжёлым положением Белорусского фронта Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко, но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой. В Наркомате Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь. Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не могли. Затем Сталин спрашивал о том, почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т. д. Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно, но вскоре Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник Штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует, раз нет связи, Штаб бессилен руководить. Такой окрик Сталина был для Жукова оскорбительным, и он выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Все присутствовавшие были в удрученном состоянии. Минут через 5—10 Молотов привел внешне спокойного Жукова. Сталин предложил, чтобы на связь с Белорусским военным округом пошёл Кулик, а затем пошлют других людей. Такое задание было дано позднее Ворошилову. Сталин был настолько удручен, что когда вышли из наркомата, сказал: «Ленин оставил нам великое наследие, мы — его наследники — все это…» Все были поражены этим высказыванием Сталина и посчитали, что это он сказал в состоянии аффекта[12].

[править] События 30 июня. Сталин на даче и приезд к нему членов Политбюро
Согласно воспоминаниям А. И. Микояна, «через день-два» после описанных выше событий около четырех часов, его и находившегося у него в кабинете Вознесенского пригласил к себе Молотов. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов, Берия, который выдвинул вопрос о необходимости создания Государственного Комитета Обороны, которому отошла бы вся полнота власти в стране. Договорились во главе ГКО поставить Сталина, об остальном составе ГКО не говорили. Все считали, что в имени Сталина настолько большая сила в сознании, чувствах и вере народа, что это облегчит мобилизацию и руководство всеми военными действиями. После чего решили поехать к Сталину, который был в это время на ближней даче. Молотов, правда, сказал, что у Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется, потерял инициативу, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущенный всем услышанным, высказался в том смысле, что если Сталин будет себя так же вести и дальше, то Молотов должен вести за собой остальных членов Политбюро, и те пойдут за ним. У членов Политбюро была уверенность в том, что они смогут организовать оборону и смогут сражаться по-настоящему. Никакого упаднического настроения не было. Когда приехали на дачу к Сталину, то застали его в малой столовой сидящим в кресле. Он вопросительно посмотрел на пришедших и спросил: зачем пришли? Членам Политбюро вид Сталина и его вопрос показались странными: ведь, по сути дела, Сталин сам должен был созвать Политбюро. Молотов от имени всех сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро все решалось, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин. Сталин посмотрел удивленно, никаких возражений не высказал, сказал «хорошо». Тогда Берия сказал, что нужно назначить пять членов Государственного Комитета Обороны: Сталин будет во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и Берия. Сталин заметил, что надо включить Микояна и Вознесенского. Однако, тут завязался спор о разделе сфер обязанностей, который постепенно удалось уладить[13].

Н. С. Хрущёв, в Москве в указанные дни не присутствовавший, в своих надиктованных в отставке[2] мемуарах пересказывает воспоминания Берии о том, что когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро (или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина). Сталин, со слов Берии, морально был совершенно подавлен и сделал заявление, что «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали», после чего объявил об отказе от руководства государством, сел в машину и уехал на ближнюю дачу. Через некоторое время после этого Берия посовещался с Молотовым, Кагановичем и Ворошиловым, и они и решили поехать к Сталину, чтобы вернуть его к деятельности, использовать его имя и способности для организации обороны страны. Когда они приехали к нему на дачу, то Берия по лицу Сталина увидел, что тот очень испугался, решив, что члены Политбюро приехали арестовать его за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию. Однако Сталина стали убеждать, что страна огромная, что есть возможность организоваться, мобилизовать промышленность и людей, сделать всё, чтобы поднять народ против Гитлера. Сталин пришел в себя, после чего распределили, кто за что возьмется по организации обороны, военной промышленности и прочего[14].

Согласно воспоминаниям Г. К. Жукова 30 июня И. В. Сталин позвонил в Генштаб, приказал вызвать в Москву с фронта генерала Павлова, также в конце июня И. В. Сталин вновь произвел изменения в военном руководстве — 30 июня начальником штаба Северо-Западного фронта был назначен генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, а первым заместителем начальника Генерального штаба был назначен А. М. Василевский. (не отмечая, в какое время суток это произошло). Версию о прострации И. В. Сталина Г. К. Жуков категорически отвергает, в том числе, имея в виду миф о якобы нерабочем состоянии Сталина на протяжении всех первых дней войны: «Говорят, что в первую неделю войны И. В. Сталин якобы так растерялся, что не мог даже выступить по радио с речью и поручил свое выступление В. М. Молотову. Это суждение не соответствует действительности»[11].

Л. М. Каганович называет прострацию Сталина «клеветническим, пасквильными выдумками».

Напротив, В. М. Молотов, в разговоре с писателем Ф. Чуевым в мягкой форме подтвердил факт подавленного состояния Сталина: «Дня два-три он не показывался, на даче находился. Он переживал, безусловно, был немножко подавлен»[15].

Сам Сталин признался на одном из обедов, что ночь с 29 на 30 июня 1941 г. была для него самой тяжелой и памятной[4][16].

[править] Мнения историков
Касаясь событий, непосредственно предшествовавших нервному срыву Сталина, историки отмечают, что сведения о визите Сталина в Наркомат Обороны противоречивы (неясно, сколько раз он там побывал: дважды, как утверждает Жуков, или один раз, как утверждают другие мемуаристы). Вопреки утверждению Микояна, что срыв произошел вечером 29 июня, считается, что эпизод имел место в ночь с 28 на 29 июня (между 1 и 2 часами, когда Сталин уехал в Кунцево)[4][5][17]. Таким образом, хронология событий «сдвинута» Микояном на сутки[18]. Как отмечает Рой Медведев, после опубликования записей Журнала посещений, вопрос о том, что Сталин отстранился от руководства военными действиями, был «прояснен»[4]. Об отказе Сталина от руководства, как об установленном факте, пишет М. И. Мельтюхов (со ссылкой на мемуары Хрущева и журнал посещений)[17]. Английский историк Саймон Монтефиоре в своём интервью «Nouvelle Observatieur» отмечает, что «29 июня он (Сталин) уехал на свою дачу, где в течение двух дней находился в полной прострации»[10]. В тоже время в своей работе «Сталин: двор красного монарха», воспроизведя сведения из мемуаров Микояна, Монтефиоре высказывает предположение, что происшедшее могло быть гораздо сложнее:[19]

Вопрос, был ли у Сталина на самом деле нервный срыв, или он просто решил разыграть перед товарищами спектакль, конечно очень интересен. Надо отметить, что во всех поступках и действиях Иосифа Виссарионовича, этого ловкого политика и не менее умелого актера, никогда не было ничего четкого и понятного. Нервный срыв представляется вполне правдоподобным и возможным. Сталин был сильно подавлен неудачами на фронте и смертельно устал. (…) Его срыв был вполне объяснимой реакцией на собственную неспособность правильно просчитать действия Гитлера. (…) С другой стороны, несомненно, были правы и Вячеслав Молотов с Анастасом Микояном, полагавшие, что Сталин «ломает комедию». (…) Сталинское самоустранение позволило ему решить несколько серьезных задач. Во-первых, он оказался во главе нового «Политбюро», которое теперь называлось несколько иначе — ГКО. Во-вторых, как бы подвел черту под всеми прежними ошибками и промахами.

Американский исследователь Константин Плешаков дает такую оценку происшедшему:

Судя по всему, сдача города (Минска) просто оказалась последней каплей для «вождя», полностью разрушив выдуманный им мир и повергнув его в пучину отчаяния. (…) День 30 июня мог оказаться началом конца Сталина. Он на время выпустил из рук штурвал, и это совпало с драматическими территориальными и людскими потерями — беспрецедентное поражение в истории России. (…) Визит 30 июня вернул Сталина к жизни. (…)Как только они («соратники») заговорили, стало ясно, что они по-прежнему его боятся, так что в конечном итоге Сталину удалось выйти победителем; даже после публичного заявления, что он «про…л» войну, никто не решился его прямо обвинить в этом".[5]

Доктор исторических наук Р. А. Медведев характеризует происшедшее 29-30 июня как «кризис руководства», поскольку, по его мнению, при системе жёсткой сверхцентрализации, созданной Сталиным, только к нему лично сходились «все нити управления страной и армией» и в его отсутствие никто не мог эффективно управлять государством.[4] Однако, в новой книге Роя и Жореса Медведевых высказывается уже другая гипотеза, что создание ГКО было инициативой самого Сталина, которую он и обдумывал в Кунцево в дни своего отсутствия в Кремле. Кроме того братья Медведевы сомневаются в рассказе Микояна, на том основании, что по их мнению, он неверно описал взаимоотношения со Сталиным (спор со Сталиным членов Политбюро они считают невозможным). Согласно их точке зрения, и идею о ГКО не могли придумать Молотов или Берия — концентрация в стране власти в форме подобного нового и надпартийного органа могла быть лишь инициативой самого Сталина[18][20]. В целом, по мнению Роя Медведева, «нет оснований сегодня придавать этому эпизоду слишком большое значение, хотя и игнорировать его также нет никаких оснований»[18].

К.Плешаков в частности отвергает реальность такого эпизода, как звонок Сталина Жукову 30 июня с требованием отозвать Павлова (эпизод, сам по себе не опровергающий версию о прострации). По его мнению, из сопоставления источников очевидно, что смена командования на Западном фронте произошла 1 июля; скорее всего, полагает он, Жукова подвела память[21].

Резюмируя свои данные, военный историк Л. Порицкий отмечает:

«Что касается конкретных дней войны — 29 и 30 июня 1941 г., то Сталин явно не проявил того „величия духа“, о котором так долго и настойчиво твердили после Победы историки и писатели».[22]

[править] Хрущёв о неработоспособности Сталина в период 22 июня — 3 июля
Хрущёв, в своём знаменитом докладе на XX съезде заявил, что «после первых серьезных неудач и поражений» Сталин «решил, что наступил конец» после чего «в течение долгого времени фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще», пока его не посетила делегация Политбюро[23]. Эта информация, изложенная в нарочито общих тонах, наряду с удивившим народ фактом отсутствия публичных выступлений Сталина в первые 10 дней войны, привела к распространенном представлению, будто он вплоть до 3 июля находился в прострации. В биографии Сталина, принадлежащей Джонатану Люису и Филипу Вайтхеду и вышедшей в США и Англии в 1990 г., говорится: «Сталин был в прострации. В течение недели он редко выходил из своей виллы в Кунцево. Его имя исчезло из газет. В течение 10 дней Советский Союз не имел лидера. Только 1 июля Сталин пришел в себя». (Дж. Люис и Филип Вайтхед. «Сталин». Нью-Йорк, 1990. с.805)[18]. В сатирическом рассказе Владимира Войновича «В кругу друзей» (1967) этот предполагаемый факт доведен до гротеска: «Но он не проснулся ни завтра, ни послезавтра и, как показывают заслуживающие доверия источники, провел следующие 10 дней в летаргическом сне»[24].

Как отмечает Рой Медведев по поводу мнений о подавленности Сталина в начале войны, «сегодня многие из историков считают подобного рода рассказы или очень большим преувеличением, или просто выдумкой»[18]. По словам К.Плешакова, утверждения, что Сталин «либо впал в полную прострацию, либо никогда не выпускал штурвал из рук», в одинаковой степени неверны: в эти дни «штурвал он держал в руках — но руки его были нетверды»[3].

[править] Примечания
↑ Журнал «Политическое образование». 1988, № 9, с. 74-76
↑ Ф. Чуева. Сто сорок бесед с Молотовым
↑ 1 2 Константин Плешаков. Ошибка Сталина. Первые 10 дней войны. Пер. с англ. А. К. Ефремова. М., «Эксмо», 2006 ISBN 5-699-11788-1 стр. 27
↑ 1 2 3 4 5 6 Р. А. Медведев. И. В. Сталин в первые дни Великой Отечественной войны. Новая и новейшая история, № 2, 2002
↑ 1 2 3 Константин Плешаков. Ошибка Сталина. Первые 10 дней войны. Пер. с англ. А. К. Ефремова. М., «Эксмо», 2006 ISBN 5-699-11788-1 стр. 293—304
↑ Гусляров Е. (ред.) Сталин в жизни. М., Олма-Пресс, 2003 ISBN 5-94850-034-9
↑ 1 2 1941 год. Документы. в 2 тт. М., Демократия, 1998 с.498 ISBN 5-89511-003-7
↑ Куманев Г.Рядом со Сталиным. Смоленск, Русич, 2001, стр. 31-34. ISBN 5-8138-0191-X
↑ Хрущев Н. С. Воспоминания. Время, люди, власть. В 3 тт. М., Московские новости, 1999. Т.1., стр. 301
↑ 1 2 3 Жовер В. Секреты жизни и смерти Сталина. — 'Le Nouvel Observateur': 28 июля 2006. (Интервью с английским историком Саймоном Сибегом Монтефиоре [1])
↑ 1 2 Жуков, Георгий Константинович Воспоминания и размышления. Глава десятая. Начало войны.. lib.ru (1969). Проверено 24 августа 2007.
↑ Микоян Анастас, Мемуары. Так было Журнал «Политическое образование». 1988, № 9, с. 74-76
↑ Журнал «Политическое образование». 1988, № 9
↑ Время. Люди. Власть. (Воспоминания) В 4 книгах. Книга 1, часть 2
↑ Чуев Ф. Сто сорок бесед с В. М. Молотовым. М., 1991, с. 330.
↑ Иосиф Сталин. Жизнеописание. М., 1997, с. 291
↑ 1 2 М. И. Мельтюхов. Упущенный шанс Сталина. Заключение
↑ 1 2 3 4 5 Р. Медведев. «Был ли кризис в руководстве страной в июне 1941 года?»
↑ Монтефиоре Симон С. Сталин: двор Красного монарха. Пер. с англ. С. Манукова. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005, ISBN 5-224-04781-1. С.395-396.
↑ Рой и Жорес Медведевы. «Неизвестный Сталин». Издательство «Время» 2006 г. ISBN 5-9691-0173-7 752 c.
↑ Константин Плешаков. Ошибка Сталина. Первые 10 дней войны. Пер. с англ. А. К. Ефремова. М., «Эксмо», 2006 ISBN 5-699-11788-1 стр. 380—381. На 1 июля указывают: мемуары генерала Еременко, преемника Павлова, с приводимым там же текстом первой директивы Еременко, датированной 1 июля; мемуары двух бывших подчиненных Еременко, Сандалова и Иванова, отличающиеся высокой степенью достоверности; наконец приводимый самим же Жуковым текст его переговоров с Павловым от 30 июня. Сам Павлов показал на допросе в НКВД, что он был арестован 4 июля в Довске (прифронтовой город в Гомельской области), что опровергает слова Жукова: «На следующий день (1 июля) генерал Д. Г. Павлов прибыл (в Москву). Я его едва узнал, так изменился он за восемь дней войны».
↑ Леонид Порицкий. Руководил ли обороной СССР И.Сталин в первые дни войны?. — 27 июня 2002.
↑ Н. С. Хрущев Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС 24-25 февраля 1956 г.
↑ В.Войнович. Повести и рассказы. М., Фабула, 1993. Т. 1, стр. 692
Источник — «http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%BD_29%E2%80%9430_%D0%B8%D1%8E%D0%BD%D1%8F_1941»