Галина Владимировна Снежинская

Биография

Галина Владимировна Снежинская (19 июня 1954 - 26 января 2019) - кандидат филологических наук, доцент кафедры немецкой филологии СПбГУ, член Союза писателей Санкт-Петербурга по секции художественного перевода, член творческого союза «Мастера литературного перевода».

В 1977 году окончила филологический факультет ЛГУ. В 1988 году защитила кандидатскую диссертацию по синтаксической семантике современного немецкого языка в ЛО Института языкознания АН СССР (ИЛИ РАН). С 1977 г. преподавала на Санкт-Петербургской Кафедре иностранных языков РАН; с 1997 г. доцент кафедры немецкой филологии СПбГУ. Научные интересы: лингвистика текста, явления интертекстуальности, письменный перевод. С 1981 г. участвовала в работе семинаров художественного перевода при Союзе писателей Санкт-Петербурга, участвовала в двух Всероссийских семинарах молодых переводчиков СП РФ.
Член Союза писателей Санкт-Петербурга и Российского СП, творческого союза «Мастера литературного перевода». Лауреат премии Австрийского Общества литературы (2004). Инициатор издания, составитель, переводчик и автор комментариев книг:
- Рената Вельш. Констанца Моцарт, обыкновенная женщина. (Роман). СПб., М.: Лимбус Пресс, 2002;
- Поэты немецкого литературного кабаре: СПб., Наука, 2008, – 685 с., серия «Библиотека зарубежного поэта» (Short-лист премии Книга года – 2010);
- Герман Гессе Магия книги. Эссе о литературе. СПб., М.: Лимбус Пресс, 2010. – 336 с.
Переводы рассказов, сказок, очерков, пьес, и др., начиная с 1982 г., издавались в составе сборников и собраний сочинений, в журналах «Звезда», «Нева», «Всемирное слово», НЛО. Г.Снежинская также выполнила перевод ряда научных книг, выпущенных в свет издательствами Наука, Владимир Даль, Академический проект, Восточно-Европейский Институт Психоанализа, а также неоднократно была редактором переводных изданий беллетристики, драматургии и научно-популярного жанра (нем. и англ. языки).

Источник




Сортировать по: Показывать:
Выбрать всё    
Раскрыть всё
Сказки Германа Гессе

Переводчик

Сказки Германа Гессе
Гессе, Герман. Сборники

Составитель


Зарегистрируйтесь / залогиньтесь для выкачки нескольких книг одним файлом, коллаборативной фильтрации и других удобств.

RSS

Sanyok89 про Кафка: Процесс [Восстановленный по рукописям] [Der Prozess ru] (Классическая проза) 25 01
«Замок» намного лучше, как мне кажется, но это тоже ничего. Кафка есть Кафка...
Оценка: хорошо

sibkron про Елинек: Смысл безразличен. Тело бесцельно. Эссе и речи о литературе, искусстве, театре, моде и о себе [Авторский сборник] [Sinn egal. Korper zwecklos: Essays und Reden: Literatur, Kunst, Threater, Mode und Biographie ru] (Публицистика, Критика) 28 10
Основательная подборка эссеистики и речей Эльфриды Елинек.
Спектр проблем довольно широк: от отношения с собакой до масштабных проблем вины за нацистские преступления и новой волны национализма. Кратко об основном.
1. Вина за нацистские преступления. Как оказалось, австрийцы довольно долго не хотели признавать свою вину, аж до 1991 года. Процесс этот происходил довольно болезненно. Авторов, говорящих об этом пытались исключать из мейнстрима (середина 80-х):
Дело в том, что в Австрии критически мыслящим художникам не просто «рекомендована» эмиграция — их просто-напросто изгоняют: уж в чем в чем, а в этом мы, австрийцы, всегда проявляли усердие и обстоятельность.

2. Неонационализм. Австрийцы идеализировали своё прошлое. Можно провести параллель с нашим обществом, где проблема идеализации сталинизма стоит особенно остро.
А кто эти злые дяденьки? Собралось их четырнадцать, окружили нашу милую страну, такую музыкальную, давшую миру замечательные произведения, вот хоть эту чудесную оперетту, — неужели они будут бранить ее? И не захотят с нею выпить, вкусно поесть? В самом деле? Да кто они такие, эти четырнадцать европейцев? Неужели они не понимают, что таких приветливых людей, как мы, нельзя наказать, по той простой причине, что мы этого не заслужили? (Некоторые из наших новых политиков вполне серьезно заявляют, что столь прекрасную страну нельзя наказывать, что она, напротив, достойна лишь всяческих похвал хотя бы за приятную наружность.)
(отсылка к ситуации 2000 г., когда Европейский союз (в который тогда входило, не считая Австрии, 14 стран) выдвинул решение о политическом бойкоте и экономических санкциях после того, как радикальная националистическая Свободная австрийская партия вышла на второе место на выборах и в коалиции с Народной партией получила половину министерских портфелей)

Мы, конечно, ещё до такого не дошли, но процесс идеализации идёт быстрыми темпами.
3. Феминизм. Конечно, как же без этого. Но Елинек интересует внутренняя проблема. Овеществление женской сущности, проблема сексизма, насилия и обладания. Причем рассматривает с несколько неприятных сторон. Судя по статьям, тематически более всего подходит роман "Похоть", где проблемы поставлены особо жёстко.
4. Проблема культуры и литературы. Как в России эпохой советской цензуры, в Австрии нацистской - прервана была связь модернизма с новой литературой. Литература и язык попали в гетто провинциализма и бедного языка. Одним из тех, кто переломил ситуацию, была "Венская группа" в 50-х. Авторы работали с языком и оказались связующим звеном между литературой модернизма и новейшей литературой. В статьях указывается цепочка: "Венская группа" - Томас Бернхард - Герт Йонке. Видимо, одна из цепочек эволюции литературы Австрии, которая позволила выйти из гетто провинциализма.
5. Драматургия. Уместнее всего процитировать самого автора:
Я уверена, что мои пьесы для русского читателя будут очень непривычны. Тут большую роль играет мастерство великих русских драматургов XIX века, вызывающее у меня почтительную робость. Их метод основывался на отборе, на умолчании, на подтексте, на намеке (сегодня, пожалуй, так работает Йон Фоссе, следующий традициям Ибсена). У меня все совершенно иначе. У меня никто никогда не молчит. Каждая щель заполняется говорением. Мои персонажи не боятся ничего, кроме молчания. И когда они вдруг замолкают, они перестают существовать. Иногда даже я сама забываю о некоторых своих персонажах на сцене, поскольку они, когда умолкают, просто здесь не присутствуют. Я создаю, так сказать, то расползающуюся, просвечивающую насквозь, то плотную, непрозрачную ткань текста, и любой режиссер может и имеет право вырезать из нее свой кусок. Обратная связь с читателем у меня есть, мне пишут письма, а вот с литературной критикой у меня нет никакой связи, рецензенты меня, за редкими исключениями, просто не понимают. Порой мне кажется, что я — автор, которого понимают литературоведы, они размышляют о том, как я работаю. Однако это идет не от меня самой, мне не хотелось бы быть автором только для литературоведов. Но вот литературные критики, как я считаю, меня на самом деле не воспринимают.

Также много о своем творчестве, о языке и его деконструкции, Австрии. Например, о первом романе:
Мой роман «Мы всего лишь приманка, бэби!» является одним из немногих, пожалуй даже первым из немецкоязычных поп-романов, в котором находит отражение стилистика «Битлз», «Ролинг Стоунз», телесериалов, комиксов и тому подобного. (на русском "Мы пестрые бабочки, детка!")

Yuko111 про Гессе: Магия книги [2010] (Публицистика, Эссе, очерк, этюд, набросок) 27 03
Почитаю) Спасибо за книгу, Ирина))

sibkron про Мюллер: Сердце-зверь [Herztier] (Современная проза) 13 03
я слышу, что топор расцвел,
я слышу, что у этого места нет названия,
я слышу, что хлеб, на него смотрящий,
лечит повешенного,
хлеб, испеченный для него женой,
я слышу, что то, что называют жизнью –
наше единственное убежище..
Пауль Целан
Роман о страхе, о боли. Как жить, когда на тобой довлеют два скрещенных топора (именно этим символом полицейский отмечал свои письма героям) на службе у диктатора? Люди верили в информацию о болезнях Чаушеску и его возможной скорой смерти и жили только с одной мыслью, мыслью о выезде за границу, чтобы не вернуться никогда.
Зелёные сливы - символ смерти. Кровохлёбы - обыватели, живущие в страхе, состоящие в партии и не желающие видеть правды. "Орех" (опухоль Терезы) - символ болезни общества, отбивающей у людей желание ей противостоять. Зверек в сердце - это всё то, живое, что осталось в человеке.
Роман насыщен символикой и написан сухим и лаконичным языком. Вместе с тем произведение имеет много общего с биографией самого автора: работа переводчицей, увольнение, отношения с полицией, работа с детьми, эмиграция. Хорошо описаны приметы времени - начала 80-х - в Румынии: колготки - паутинки, сажа для ресниц, зубочистки вместо щёточек.
Любителям серьёзной литературы и желающим узнать, что такое жизнь в страхе при тоталитаризме рекомендую.


kolobok99 про Мюллер: Сердце-зверь [Herztier] (Современная проза) 05 08
стиль писательницы, безусловно, завораживает, располагает к себе. собственное воображение словно становится богаче, расширяя новые горизонты для мыслей. Но тема произведения...После Замятина и Оруэлла в история страны на фоне переживаний 4 одухотворенных бездельников выглядит бледно и субъективно. Безусловно раскрыта тема страха, террора и диктатуры сливовых карманов, но, еслибы не яркий и образный прием повествования самой Герты Мюллер, то вряд ли наш читатель сольться с переживаниями героев и откроет для себя что-то новое в плане впечатлений.

BladeL про Гессе: Лесной человек (Классическая проза) 05 05
Простенько. Гессе лучше выражается в крупных произведениях типа "Игры в бисер".


barabum про Майринк: Белый Доминиканец (Классическая проза) 18 01
А существует ли неиспорченный вариант в природе вообще?

X