О том что было с юмором и грустью.
Украина, Винница, примерно 77 - 89 годы.
Мой дед Василий был суровый мужчина. Фронтовик, украинец до мозга костей, шофер с 30- летним стажем. Невысокого роста, худощавый, но сильный физически. Спокойный, уверенный взгляд ограниченного человека. На пенсию вышел рано, проведя на заслуженном отдыхе минимум десяток советских лет. Порядок и его незыблемость - вот колея, по которой катилась его жизнь. Салфетка на черно-белом "Горизонте", ежевечерняя "Винницка правда" и программа "Время". Царство без пыли и шума.
Присказкой к образу деда служит бережное отношение к хлебу. Покупая свежий каравай только для себя, а это и ещё сигареты были практически все его траты денег, он мог сказать: - " Ты ще не бачив як люды голудовали в 33 роци.Вси ридни вмерли, одын я, хлопчик молодой, живий остался".
Основным содержанием жизни Василия в то время стала принципиальная позиция - "Я за свою жизнь достаточно наробився". С раннего утра он занимал позицию на табуретке перед хатой, с перерывами по распорядку на прием пищи. Меня всегда поражали эти ежедневные заседания - ведь оттуда не видно за деревьями дороги и прохожих! Может он о чем-то думает? Но как можно думать сидя? Но по правде сказать, птички на него не капали - дед был достаточно подвижная мишень. Встанет, пройдется по дорожке к воротам. Проверит плавность хода калитки. Обстучит опорные бетонные столбики забора на предмет устойчивости. Закурит.
К питерским внучкам дед относился терпимо. Получив пенсию и сразу положив её на сберкнижку, оставив лишь необходимый минимум, он важно возвращался, при шляпе и по-городскому одетый. Дома, с хитрым выражением лица, подзывал по одному и давал рубль." Ось купи щось соби. Сховай и никому не показывай. Приятели твои - воны чужие, конфеты купи тильки для сэби." Потрясение от невиданной щедрости обычно скупого на слова и дела Василия никогда долго не длилось. Конечно, ворчливый дед со странностями занимал в нашей системе координат абсолютно незначительное место. Огромное, бесконечное лето - два с половиной месяцев счастья...
Надо сказать, что улица Пирогова, на которой мы жили, это частные дома на околице города. Хаты с краю, с садами и огородами, удобствами на улице и колодцами, заборчиками и живностью на заднем дворе, городским пляжем в ста метрах - в общем, все как полагается. С утра собирается компания: - Танька выходи гулять! Вовка... Андрюха выходи гулять! До обеда вполне можно успеть насобирать малины, поиграть в море волнуется раз, потом в индейцев, еще в прятки, искупаться и обсохнуть на бетонных плитах, обчистить абрикосовое дерево соседей, сгонять на великах до леса и обратно, обсудить, как кто оденется в вечернюю игру в театр, принесет занавес, получит главную роль, снова купаться и играть в "дурака". День он такой медленный... А если лечь в траву и провалится взглядом в небо, то время останавливается совсем. Становится очень тихо и лишь звенит нагретая земля. Движение облаков, жужжание шмеля и шелест ветра не считаются.
Ты в гостях у приятеля, а время обеденное. Тебя накормят и скорее всего борщом. Кстати, никакого трепетного отношения к салу на Украине я не встречал. Сало как сало. Кто же не любит шкварки с картошкой? Так вот, украинский борщ он действительно очень вкусный. У матери в Ленинграде он никогда не получался. Только сейчас я узнал главный секрет - не жалеть продуктов.
Возможно, это субъективно, но на Украине я становился смелее. Легче сходился с детьми и взрослыми. Мог обратиться к незнакомому человеку по любому дурацкому поводу. Однажды в десятилетнем возрасте самостоятельно отправился в гости к своему дяде, который жил в семейном общежитии от завода на другом конце города, не зная его адреса.- "Вы не знаете такой-то шарикоподшипниковый завод? А где находится общежитие? Вы знаете такого-то дядю? Какая-какая квартира? Вы знаете, моего дяди нет дома, я у вас пока посижу, ладно?" Сюрприз получился, в том числе ремнем.
Мне очень нравится украинский язык. Сейчас-то я его уже подзабыл, но все равно в удобном и не очень случае пытаюсь ввернуть что-нибудь этакое. Нич яка, Господи! Мисячна, зоряна:
Ясно, хоч голки збирай...
Вийди, коханая, працею зморена,
Хоч на хвилиночку в гай!

- это же прекрасно, нет? Отлично чувствовал себя в селе, где говорят только на мове, читал книжки на украинском. В этом отношении дед Георгий, который прожил на Украине практически всю жизнь, но говорил исключительно на чистом русском языке и не сподобился выучить мову, был явно не прав. Мне же по приезду в Питер нужен был месяц, чтобы избавится от "шоканья".
Дед Георгий тоже жил с женой на нашем дворе, в отдельной хате. После войны победоносный и хозяйственный Василий построил себе дом. В 49 году из советского лагеря вернулся Георгий и по-родственному обосновался на том же участке. Он тоже воевал, но недолго - попал в плен, где и провел всю войну. На советской пересылке познакомился с угнанной с начала окуппации в Германию девушкой, младшей сестрой жены Василия. Деды не разговаривали и избегали друг друга. Не знаю точно из-за чего - это продолжалось десятки лет.
Георгий был какой-то хрестоматийный русский: мастеровитый и ленивый, веселый и открытый, иногда очень пьяный. Что прибавляло к нему презрения со стороны непьющего Василия. Дед Георгий охотно общался с детьми. По требованию изготовлялись качели, луки, починялись велосипеды. Далее по списку приведение в рабочее состояние мопеда. Он был добрый человек.
При редких, но неизбежных встречах с Василием, обычно ничего не происходило, но иногда... Иногда котел закипал. Тогда в спину уже прошедшему с каменным лицом Георгию доносилось шипение: - "Рожа кацапская!" И понеслась:
- "Хохол ебанутый!"
- "Алкаш!"
- "Придурок!"
- "Гнида фашистская!"
- "Сам ты гнида!"
За топоры хватались, но при мне до рукоприкладств дела не доходило. Успокаивали перебранку жены: - "Чи ты сказився, старий чорт, чи шо?!"
В самом конце восьмидесятых частный сектор улицы Пирогова снесли по плану расширения города. За два дома и участок земли были получены шесть одна- и двухкомнатных квартир в новых многоэтажках, по количеству проживавших семей. Абсолютно не равноценный обмен, на мой взгляд дачника. В плюсе только санузел совместный, все остальное в минус.
Летом 93, отслужив в армии, я вновь побывал на Украине. Разочарования не было - здесь творилось точно то, что и в России. Свежеиспеченные карбованцы сливались в бездонную мировую финансовую систему, где, по слухам, живет страшный зверь "инфляция". Рубли высасывались с тем же успехом. Все вокруг стали абсолютно свободными. Земля и фабрики внезапно перестали что-либо стоить. Все те же братки. Уважаемые мной всю жизнь люди спешно доваровывали с останков своих бывших предприятий, чтобы получить хоть что-то.
Дед Василий не изменил уклад жизни. Все так же держал пост у дверей своей квартиры. После завтрака ровно в 9 , он заступал на часы в переходе между этажами. Смолил "Приму", стоя у мусорного бачка и что-то высматривал в располагавшемся на уровне его головы окне.
-"Подь сюды", - как-то позвал он меня. Смотреть на него было неприятно. Неопрятный, с бегающими глазами, какой-то весь дерганный. "Купи шось соби" - сказал он мне, протягивая советскую сторублевку."Сховай сразу. Тильки для сэбэ. Чужим не верь."
Дед Василий умер через год. Еще через три скончался Георгий.